Основатель IBS рассказал еврейскому деловому клубу Solomon.help о настоящем и будущем искусственного интеллекта, безусловного базового дохода, а также об отношении к собесам
– Очень много говорится об искусственном интеллекте и его положительном влиянии на общество и экономику. А что самое плохое и даже ужасное из того, что сможет принести ИИ? Можно ли это предотвратить?
– Честно сказать, не очень люблю этот термин. Сейчас, когда говорят об искусственном интеллекте, то чаще всего не понимают его смысла. Есть нейронные сети. Благодаря машинному обучению (Machine Learning) они могут «учиться на практике», то есть постепенно всё лучше и лучше решать некоторые прикладные задачи. Это далеко не новые технологии. Когда их придумали лет пятьдесят назад, то не совсем понимали, для чего использовать. Постепенно, с удешевлением вычислительных мощностей и гигантским ростом объема доступных цифровых данных, сфера применения сильно расширилась. Самый понятный пример – переводчик Google Translate. Алгоритм обработал все тексты в интернете и постепенно за счет статистического анализа научился более или менее удачно сопоставлять слова и фразы с их переводами на разные языки. Также примерно работает распознавание изображений, голоса и тому подобное.
Так вот, в действительности искусственный интеллект должен решать разные нетиповые задачи так, как это делает в реальной жизни человек. И, на мой взгляд, здесь за последнее время не произошло никаких фантастических прорывов. Это пока что «хайп», который совершенно не оправдан.
– Правильно ли я понимаю, что вы говорите об «ИИ зиме»?
– Отчасти. С моей точки зрения, ничего особенного сейчас не происходит. Недавно читал очень хорошую статью Сергея Карелова, который увлекается этой темой и входит во всевозможные исследовательские центры по ИИ-тематике в нескольких странах. Он считает, что если мощнейшая технологическая компания с огромными финансами, лучшими научными мозгами и гигантским количеством данных (имеется в виду Google) с гордостью презентует свой ИИ, который теперь может записать вас к парикмахеру, согласовав время его работы с вашим расписанием, – то да: в ИИ ничего не происходит. Эксперименты идут интересные, технологические аспекты – весьма занятны. Однако, честно говоря, результат для нашей повседневной жизни – довольно скромный.
Самоуправляющиеся автомобили – это больше про автопилот, а не про ИИ. Алиса и Сири – это скорее новый удобный интерфейс на основе технологий распознавания речи, который дает доступ к обычным сервисам. Еще раньше поисковик научился понимать ваш запрос, написанный обычной бытовой речью. Сейчас он может понять вас с голоса.
Настоящий ИИ не действует на основе жесткого алгоритма, который написан человеком. Он сам учится и сам улучшает себя с точки зрения поведения и реакции. Мы ведь не можем сказать, по какому алгоритму наш мозг принимает те или иные решения? Это весьма сложный и до сих пор неизученный процесс, который не алгоритмизируется. Сегодняшние компьютеры все-таки работают на основе всевозможных алгоритмов, а не благодаря ИИ.
– То есть никакого отношения к ИИ все последние технологии не имеют?
– Грубо говоря, да, не имеют. Происходит подмена понятий. Когда речь идет об ИИ, то имеют в виду в большинстве случаев самообучающиеся нейронные сети, которые давно известны. Поймите, есть «хайповый» обывательский подход, а есть технологический. Он значительно сложнее. С технологической точки зрения где-то есть достижения, а где-то застой, но глобального прорыва не происходит. К примеру, нейросети успешнее в предсказании спроса в ретейле, нежели классические алгоритмы. Без них никак не обойтись при расчете оптимального маршрута для автомобиля, хотя бы из-за того, с какой скоростью меняется ситуация на дорогах. Но это всё хоть и важные, но локальные достижения.
– Как мы поймем, что время ИИ наступило?
– Пропустить подобное точно не получится. Все мы ждем каких-то прорывов, которые видны невооруженным глазом. Но подобные революции весьма редки. К примеру, пресловутый термин «уберизация». Uber был прорывом, который в течение нескольких лет изменил наш образ жизни. То, как мы потребляем транспортные услуги, относимся к личным автомобилям, вообще как перемещаемся в городской среде. Однако вспомнить другие такие же трансформации за последние пять лет весьма сложно.
– А что касается Hyperloop?
– Эта технология пока еще только испытывается. Uber изменил наше взаимодействие с такси и доставкой. Других похожих примеров практически нет. Пожалуй, только в сфере цифрового контента произошло что-то подобное. Я говорю о Netflix. К примеру, еще пару лет назад я не мог себе представить, что по дороге домой смогу выбирать ужин в меню на смартфоне и буду уверен, что получу заказ в ближайшее время. В результате у меня, как и у очень многих людей, за короткий срок поменялись привычки. Это и есть радикальные изменения, которые могут дать технологии. Рынок доставки полностью трансформировался. Но при этом всё произошло достаточно плавно.
Технологий, которые способны поменять нашу повседневность, великое множество, но не все они приходят в жизнь быстро. Всё идет значительно медленнее, не так прямолинейно и не в тех формах, как ожидалось. К примеру, пять лет назад Герман Греф предсказывал, что банков не будет как института. Сегодня же они продолжают существовать, и всем очевидно, что это слишком смелое предсказание. Однако если пять лет назад я был вынужден время от времени ходить в офис банка, то сегодня в этом уже нет необходимости. Всё можно сделать онлайн. Это реальный сегодняшний уровень развития банковской сферы. При том, что Греф прав в своем видении вектора развития отрасли. Но скорость и формы – не столь очевидны.
Еще один хороший пример – это медицина. Мы все ждем волшебной пилюли, которая способна излечить нас от всех недугов одновременно. Мы ждем, что завтра научатся лечить рак или СПИД или регенерировать хрящи и прочее. Несмотря на то, что подобного пока не происходит, мы всё равно наблюдаем прогресс по целому ряду направлений. К примеру, сейчас все обсуждают фильм «Богемская рапсодия», и видно, что перед ВИЧ уже нет того страха, как это было раньше. Причиной стало улучшение качества медицины. В той же Великобритании люди с положительным ВИЧ-статусом живут всего лишь на несколько лет меньше здоровых.
– Можно ли предсказать будущие изменения?
– На мой взгляд, предсказывать будущее весьма легко на тридцать лет и на год, а сложнее всего на пять лет вперед.
– Можно ли предсказать, имея в своем распоряжении большое количество данных?
– К сожалению, нет. В своей книге Нассим Талеб говорит: если вы каждый день видите белых лебедей, то это не значит, что черных лебедей не существует.
– Согласно недавнему исследованию Economist Intelligence Unit, более четверти всех рабочих мест в Британии к 2030 году будет занято роботами. На ваш взгляд, будет ли нечто подобное происходить и в России или же мы безнадежно отстали?
– Россия в данном случае мало чем отличается от стран Запада, и речь идет о достаточно простых специальностях, где люди делают рутинную и монотонную работу. В этой связи мы обладаем даже большим потенциалом. В нашем государстве есть гигантские армии людей, которые работают в собесах. Они выполняют очень простые задачи, связанные с расчетами, проверками и заполнениями каких-то форм. Всё это можно спокойно алгоритмизировать. Подобных людей – миллионы, и они, к большому сожалению, не создают практически никакой добавленной стоимости.
Этот функционал относительно легко автоматизировать. В данном случае не требуется политической воли, а достаточно просто прагматично посмотреть на соотношение расходов, пользы и возможного урона от ошибок. К примеру, в прошлом году мы в компании на спор решили сделать программу, которая рассчитывает пенсию. И, несмотря на все возражения скептиков, я такую программу в итоге получил. С учетом того, что процессом расчета и распределения пенсий занимается чуть ли не половина персонала пенсионного фонда, пример является весьма показательным.
– Как быть с теми людьми, которые в итоге останутся без работы?
– В данном случае уместнее всего вспомнить про извозчиков: многие предсказывали, что, когда они исчезнут, мир сойдет с ума. Однако со временем ситуация выправилась, и люди нашли себя в новых сферах. Нет сомнений, что автоматизация высвободит кучу ресурсов и многие люди останутся не у дел. Однако одновременно появятся и новые возможности. Убежден, что тот, кто готов учиться и работать, – всегда найдет себе место. И нужно понимать, что у людей однозначно появится больше свободного времени. Хочется верить, что оно будет использовано для самореализации и креатива.
Важно, чтобы высвобождение людей происходило постепенно, а не сразу. В этой связи вынужден отметить, что с пенсионной реформой мы, наверное, поторопились, и не уверен, что наше общество и экономика к этому готовы. Можно было бы вспомнить дискуссии о безусловном базовом доходе, который как раз пришелся бы ко двору. На мой взгляд, он мог бы способствовать выравниванию шансов людей на успех.
– В Финляндии ведь от этого отказались?
– Пока что нет. Мне кажется, что это очень верное направление, в котором необходимо двигаться.
– Наверняка должен измениться и подход к образованию?
– Совершенно верно. В особенности нужно усиливать обучение навыкам коммуникации, самопознания и понимания культуры. К примеру, сколько людей занималось психологией в прошлом веке? Наверное, не так уж много, а сейчас специалистов значительно больше, и их всё равно не хватает.
– Возвращаясь к образованию. Можно ли научить предпринимательству?
– Научить нельзя, но развить потенциал – можно. Нам очень многое дается от рождения. Многое заложено с точки зрения интеллекта и способностей. И, к слову, если у человека изначально мышление не логическое, а интуитивное, то переделать это весьма трудно. Также и у многих есть потенциал стать предпринимателями, вопрос заключается в том, до какого уровня они могут развить свои способности.
Мне кажется, что советское школьное образование было весьма неплохим, фундаментальным в своем подходе. Люди учили математику, физику, биологию и другие предметы, так или иначе получали основы понимания мира. Сегодня очевидно, что hard skills уходят на второй план, а вперед выходят soft skills. Они требуют бэкграунда, связанного с глобальным пониманием устройства многих сфер жизни. Даже если эти фундаментальные дисциплины никогда не будут использованы, они всё равно формируют в нас это понимание.
Но при этом у нас явно прослеживается нехватка навыков и практики разносторонней коммуникации.
– Это к извечной дискуссии о том, что в России умеют хорошо изобретать, но плохо пользоваться и продвигать?
– В том числе. Коммуникации в команде – это всегда более сложная история в России. И это начинается еще со школы. В англосаксонской модели школа построена как некоторое комьюнити, где дети запускают и развивают широкие круги общения. В нашем случае эти круги не должны ограничиваться школой. С моей точки зрения, особенно важно поддерживать выход за пределы школы – усиливать центры, где дети из разных мест ходят в одни кружки, секции, клубы – общаются.
– Многих моих знакомых постоянно упрекают в том, что они «гуманитарии». На мой взгляд, подобное указывает на то, что сохраняется еще советский формат материального мышления, а развивать точные науки в противовес гуманитарным – это верный путь к деградации. Какой должна быть система образования? Чего в ней сейчас не хватает?
– В какой-то степени это след марксистской философии, утверждавшей, что бытие определяет сознание. Наверное, доля правды в этом есть. Однако сегодня этот подход к пониманию способностей человека у нас явно не основной. Мы видим, что в число ключевых факторов успешности человека входят его мотивация, навыки мышления, коммуникация. Важнейшую роль в успехе, на мой взгляд, играет способность структурировать собственную работу и работу других.
– В России постоянно говорят об инновациях и цифровизации. Возможно ли запустить дигитализацию, когда не происходит смены социально-экономического уклада общества и одновременно игнорируется тема развития гуманитарного образования?
– Мне кажется, что это совершенно разные вопросы. Цифровизация – это процесс достижения удобства и эффективности, это улучшение качества жизни. Спросите себя, готовы ли вы вызывать такси, как раньше, или хотите с помощью приложения в телефоне? В моем понимании цифровизация – это очень утилитарный процесс, который должен улучшать взаимодействие людей друг с другом и с окружающей средой.
(Общался Евгений Гольцман, сооснователь еврейского делового клуба Solomon.help)